знал, что английский дюйм это 54 сантиметра. И регулярно этим пользовался, когда проводил расчеты. То есть, без всяких особых сложностей тот самый пресловутый метр он мог получить. Да, с некоторыми погрешностями. Но это — не важно.

Только как ему этот самый метр обосновать перед отцом?

Просто хочу?

Ну, допустим.

А народ? Он же привык вариться во всей этой каше местных мер. Это Алексей каждый раз переводил эти дикие для него меры в метрические. Просто чтобы посчитать. Местные же думали ими. Мыслили. Для них пуд был пудом — вполне самодостаточным и понятным явлением, а никак не шестнадцатью с хвостиком каких-то там килограммов.

Поначалу то он что хотел? Взять имеющиеся меры. Немного их утрясти, увязать промеж себя по-человечески, и имитировать СИ. Подогнать к привычным ему вещам. Но не выходил у него каменный цветок. Не выходил. Большинство мер имело кратные отношения самого разного толка, дивно переплетая промеж себя самые различные системы счисления. И десятичную, и двенадцатеричную, и шестнадцатеричную и иные…

Ужас…

И главное — никому дело это не поручишь, потому что вряд ли кто-то, кроме него вообще понимает, что в итоге должно получиться…

Царевич как-то беседовал на эту тему с Лейбницем. Но тот явно продемонстрировал склонность к радикальным решениям. То есть, как французы во время революции своей предлагал придумать стройную систему и давлением сверху ее ввести.

Вариант.

Впрочем, новшеств в обществе и без того хватало. Поэтому лишний раз будоражить народонаселение какими-то формальными новинками Алексей не хотел. Жить на бытовом уровне они от этого лучше не станут. А ученые как-то и в дюймах да фунтах все считали. Причем местами даже в XXI веке…

Полегче ситуация складывалась в сельском хозяйстве, которым он иногда «грузил» маму и родичей ее. Советуясь.

Опытные станции жили своей жизнью и развивались.

К 1704 году их уже семьдесят шесть штук насчитывалось. Организованные в кластеры по четыре вокруг маленькой конно-фургонной станции. Откуда направлялись на их нужды лошади, подвижной состав и всякие орудия механизации, вроде цельнокованых стальных плугов.

Их обслуживала одна опытная мастерская, которая собственно эти самые плуги и делала. И прочее. Например, сеялку. Которую за пару недель изобрел Лейбниц, когда царевич перед ним поставил такую задачу. Простейший механический делитель, работающий от вращающего колеса. Ничего хитрого. Однако она повышала скорость и качества посева кардинально.

Сейчас в той мастерской трудились над механической жаткой и конной косилкой. С последней вообще гнилая история вышла. Занялись то ей давно. Но Алексей потерял ее из виду, под завалом других дел, ну и остальные суетится не стали. Ну а что? Начальство то не требует.

Пришлось кричать, топать ногами, обещать все кары небесные. И даже того, кто таким образом попытался похоронить порученное дело высечь, несмотря на дворянский статус и положение. Сильно. Чуть не запороли насмерть. Очень уж царевич серчал на попытку обмана. Хотя, конечно, пороли не прилюдно. Зачем чести лишать перед подчиненными?..

В общем — жизнь кипела.

И урожай, что приятно, пошел. Более того, уже начало сказываться система многополья. Из-за которой покамест падения урожайности не наблюдалось.

Картофель тоже пошел.

Пока им кормили только солдат в Москве. И обходилось без эксцессов.

И кукуруза пошла. Ее в прошлом году высадили на станциях в нижнем Поволжье. И она удивила своим урожаем. Приятно. Не царевича, понятно. Местных.

Фасоль пошла, топинамбур, тыква, арахис, ну и зерновые получше стали раскрываться.

Работали три селекционные станции для улучшения посевного материала по основным культурам. Еще на одной трудились над повышением содержания сахара в свекле.

Другой вопрос, что, судя по всему, система достигла предела своего развития. Как опытная система. И так Алексей развернул слишком много хозяйств. Пусть и раскидал их по разным регионам.

Дальше требовалось внедрять это в хозяйство. Но как это сделать никто не знал. Ни царевич, ни царь, ни его сановники.

Ранее ведь крестьян крепостных перевели на оброк. Всех. Запретив барщину. Как раз с подачи Алексея. Поэтому к 1704 года все землевладельцы посадили крестьян на аренду, упразднив собственно барские угодья. Среди дворовых и государственных крестьян такая же система внедрилась. Остальные же и так трудились на своей земле. То есть, не являлись ни зависимыми, ни наемным персоналом.

И как быть?

Откатывать все назад?

В принципе — можно, но кто же после этого цареву слову среди крестьян верить будет? Сначала дал землю, а потом забрал. В окружении царя все единогласно говорили о многочисленных выступлениях и даже, возможно, восстаниях.

— Предложил на свою голову, — когда понял ситуацию, буркнул Алексей тогда. — А ведь хотел, как лучше.

— А получилось как всегда, — хохотнул царь. Но беззлобно. Он то на своей шкуре уже сталкивался с таким…

Глава 5

1704 год, июнь, 2. Москва — Вена

Иранцы вошли в Москву.

Пышно.

Красиво.

Ярко.

То есть, обычным образом, для цивилизаций того региона.

Не обошлось и без слонов.

Притащили.

Да не одного, а целое маленькое стадо этих животинок. Частью украшенных, частью в доспехах. Выглядело и то, и другое весьма зрелищно. Впрочем, пышно разодетое иранское посольство сопровождали не только слоны, но и прекрасные кони да верблюды. Тоже украшенные.

Алексей только головой качал, когда на это смотрел.

Умели они навести шику и лоску.

Умели…

Посольство Василия Голицына в Иран прошло довольно благополучно. Да, он не добился главных своих целей. Но сумел немало укрепить интерес к сотрудничеству с Россией у местной аристократии, расположив к себе двор. Ну и закупил тысячу отличных жеребцов.

Поначалу опасались, что они не выдержат климата. Но обошлось. Падеж, конечно, был. Но в целом кони оказались достаточно выносливыми и крепкими. В основном выдержав адаптацию к более сырой и прохладной погоде. Холод сам по себе не был, как оказалось, для них испытанием. Потому как Иран регулярно поставлял своих коней в Среднюю Азию. А там порой бывали ТАКИЕ морозы, что в центральных районах России и не снились. Сырость же… здесь тоже удалось обойтись только легким испугом.

К чему вообще было это посольство?

Шахиншах Хусейн скончался в гареме, как говорили, по растерянности позабыв дышать. И на престол взошел его младший брат — Аббас. Который начал сразу разводить очень бурную деятельность.

В отличии от Хусейна, что держал армию в черном теле и на голодном пайке, Аббас восстановил ее нормальное обеспечение. Забрав деньги оттуда, куда их без всякого «намордника» вливал его брат.

Откуда?

Для Хусейна идеей-фикс было приведение духовной жизни Ирана в некое единообразие. К идеалам книжного шиизма. На что он не жалел ни денег, ни усилий. Это, правда, в основном не приносило никакого эффекта, кроме нарастающего раздражения общества. Но он не унывал.

Проблем духовного плана в Иране тех лет правда — хватало.

До Хусейна и его отца Сулеймана все предыдущие шахиншахи относились к секте сефевидов. В честь которой династия и называлась, кстати. Это направление в исламе также именовалось как алевитизм или кызылбашизм. Разные названия, но суть в общем-то одна и та да.

Она сводилась к тому, что ислам выступал только как идейная платформа и оболочка. Детали же, быт и прочие нюансы определялись иначе. Из-за чего про кызылбашизм злые языки говорят, что это суть тенгрианство, обычное для кочевых тюркских народов, с легким налетом ислама, а иной раз и христианства.

В чем это выражалось?

Например, в отношение к алкоголю. Шахиншах Хусейн в 1694 году запретил в своей столице питейные заведения. Однако уже в 1698 году их открыли вновь. Не смог он противостоять давлению общества.

И это — только одна маленькая деталь.

Иран образца 1704 года был вообще пестрым одеялом с кучей внутренних противоречий. В том числе религиозных.

Формально он являлся шиитским. Однако практически поголовно все воинское сословие принадлежало к секте алевитов. Кроме того, на его территории проживали сунниты как минимум ханафитского и шафиитского мазхабов и зороастрийцы. Причем как таковой явно численно доминирующей группы не имелось.

Это наблюдалось даже при дворе. В сущности, там было три крупные и очень влиятельные группировки.

Прежде всего это ученые мужи богословы, которые со времен шахиншаха Сулеймана пытались продвигать книжный шиизм. Они держали